Про Писюна и кошку Дуся (прежде чем читать, убедитесь что никого не разбудите смехом)
--------------------------------------------------------------------------------
Когда мы с Мишей учились в шестом классе, к нам привели Стаса. Человеком он был
неадекватным, но вроде как не по своей вине. Страдал он от какого-то там
отклонения типа нарколепсии (когда люди засыпают неожиданно), только он не
засыпал, а залипал. Наглухо причем. То есть сначала он во что-то втыкал, а
потом ни с того, ни с сего стопарился и пускал слюну.
Приходил в себя только после того, как весь класс с криками \"зырьте, ребза,
у него опять батарейки сели!\" начинал отвешивать ему подзатыльники под затылок
и пендали под задницу. За глаза его называли дурачком, но говорить такое в лицо
было как-то оскорбительно, поэтому обозвали Стасика нейтрально
- Писюном.
Скоро в школе появилась и Писюнова мама, которая почему-то слету записала нас с
Мишей в Писюновские друзья и много чего нам про него поведала.
Оказалось, был целый список вещей - типа \"циклично движущихся объектов\" и
\"изображений с яркой цветовой гаммой\", - которые Писюну нежелательно было
наблюдать вообще, а то была опасность впасть в конкретно долговременный ступор
или кто его знает чего еще. Остаток того учебного дня Миша провел в тщетных
потугах ввести Писюна в кому - он ходил вокруг него кругами, изображая циклично
двигающийся объект, а через равные промежутки времени вертел у того перед лицом
цветными карандашами, изображая яркую цветовую гамму. Периодически пристально
смотрел в глаза. Фиг там. Писюн не поддавался.
После уроков мы втроем уже стояли в раздевалке. Раздосадованный такими
несрастухами Миша сурово, как Берия, натягивал на себя свой любимый чудо-свитер,
апогей пост-модернизма, привезенный из какого-то Чуркистана.
Это сейчас, с высоты, так сказать, своего опыта, я понимаю, что на этом предмете
одежды силами таджикских ткачей, по совместительству наркоманов и дальтоников,
художественными средствами был изображен героиновый приход, но в ту пору мы были
свято уверены, что это пять зеленых всадников ловят черную рыбу в красном поле
под палящим фиолетовым солнцем. Всякий раз, когда Миша надевал эту паранойю,
превращаясь в сплошное красно-фиолетовое пятно, у меня возникало навязчивое
желание, обхватив голову руками, бежать прочь с криками типа \"Нет! Нет! Только
не мой мозг, пришельцы!\". Стоило Мише выйти в этом свитере на улицу, как прохожие
начинали шарахаться в стороны, забывая о чем только что думали, маленькие дети
принимались плакать, а молодые барышни - обильно менструировать. У меня лично,
как и у некоторых наших знакомых, свитер вызывал приступы тошноты и головокружения,
поэтому я старался смотреть по возможности в пол. То есть, как вы понимаете, на
блекло-сером раздевалочном фоне Мишин свитер выделялся. Да что там, скажу больше
- не существует в природе вообще такого фона, на котором этот аксессуар не
выделялся бы. Хотя если вы нароете где-нибудь летающую тарелку с огромной
надписью - то можете смело, одев Мишин свитер, встать рядом - такие вещи идеально
дополняют друг друга.
Красное пятно млякнуло что-то вроде \"счастливо, пацаны\" и уплыло в сторону выхода.
Оторвав глаза от пола, я увидел Писюна. У Писюна было такое лицо, как будто он
всю ночь ловил черную рыбу с зелеными всадниками и теперь стоял передо мной типа
замученный - с подкашивающимися ногами, откляченой губой и тупым взглядом. В тот
раз он залип основательно, я его минут 15 откачивал.
Мише сказал сжечь свитер.
Была у Писюна кошка, звали Дусей. Дуся была нещадно долбанутое животное - билась с разбегу в стены, промахивалась мимо миски с молоком харей в пол, корчила непонятные рожи. Дусей, кстати, она была чиста формально, поскольку отзывалась и на Дусю, и на Васю с Петей, и на \"пошла на #$%\". В общем, Дуся была не жилец по любому - каску у нее снесло при рождении, и по законам природы она должна была скопытиться еще в раннем детстве, когда вместо титьки тыкалась мордой маме в задницу - но тут в планы естественного отбора вмешался известный гринписовец Писюн. Дефективную Дусю он нарыл на какой-то помойке и припер, естественно, в дом - это походу был вообще последний раз, когда Писюн полноценно держал лохматую бестию в руках, потому как, когда Дуся подросла и превратилась в трехцветную лопоухо-косоглазую зверюгу, она начала двигаться и фиг ты ее поймаешь. Двигалась Дуся очень резво - создавалось впечатление что даже срала на ходу, а если задерживалась в одном месте больше десяти секунд, значит либо спала, либо отъехала вообще. Ну или задумалась -
периодически с ней случались кратковременные приступы спокойствия: она ни с того, ни с сего замирала, таращила косые глаза в неизвестном направлении и напряженно ожидала в какое полушарие ударит моча на этот раз - ну и, в зависимости от результата, через полторы секунды начинала отчаянно щемиться либо влево, либо вправо, затем обычно билась жбаном в стену, отскочив сломя голову бежала в противоположную сторону, билась в дверь и, офигев от такого обилия препятствий, начинала щемиться вверх по шторам. Там, где-нибудь под потолком вдруг опять замирала с такой мордой
типа \"во, где это я?..\", снова задумывалась, неожиданно пукала, с перепугу билась тыквой в багету, падала задницей на подоконник и по новой начинала носиться по жилплощади - шерсть дыбом, глаза на выкате. Мне думается, что именно так выглядел бы кошачий вариант гибрида Алины Кабаевой и Жанны Агузаровой. Наблюдая такую фигню, Миша неоднократно говорил Писюну, типа \"Писюн, она у тебя походу слепая вообще:\" \"Да не, не: - успокаивал себя Писюн - проста долбанутая.\" Поначалу Дусина движуха вызывала у меня дезориентацию и приступы морской болезни, а Миша ее вообще боялся и не любил совсем. Потому что один раз, не разглядев Дусю на фоне Писюновского ковра (связанного, наверно, тем
же дальтоником, который Мише свитер красный вязал), Миша наступил на ейную морду, а поскольку Дуся почему-то мяукать не умела, издавая вместо этого какие-то кряхтяще-пердящие гортанные звуки на манер тувинских духовых инструментов, она со всей своей кошачей долбанутости начала
страшным тувинским голосом орать - я, честно признаюсь, малеха припустил жидким в трусы, а вот 12-ти летний Миша впервые в своей жизни схватился за сердце, а когда отошел, начал Дусю ненавидеть лютой ненавистью. И вот однажды, когда Писюн в очередной раз ушел в туалет и залип в
толчке на полчаса, разглядывая в унитазе чудные узоры, мы с Мишей остались тупить в Писюновской комнате в два рыла. Тут я обратил внимание, что Дуся заговорщицки выглядывает из-за кресла и, щуря один глаз, палит в Мишину сторону. Я Мише это дело показал и только хотел уже
чего-то по этому поводу сказать, как вдруг Миша, внук ворошиловского стрелка, не растерявшись, мощным вдохом собрал все плескавшиеся в голове сопли (грамм думаю 200, не меньше - зима была) и смачно с присвистом форчманул Дусе прям в лицо. Я даже растерялся как-то. Дуся пролетела
всего-то метра полтора, зато с такими вывертами, что Алине Кабаевой и неснилось.
Через пару дней Дуся начала помаленьку облазить. Писюн говорил, что это на нервной почве, но мы-то с Мишей знали, что после такого заряда гайморита в голову вообще не живут - так что ей еще повезло, можно сказать.
А Писюновская мама походу стреманулась, что кошке настает
постепенный конец и купила Писюну на замену большого такого африканского попугая по кличке Розелло. Продавец ее пролечил, что Розелло офигеть какой умный и говорящий, схватывает типа все на лету, фиг заткнешь. Но Розелло почему-то оказался на редкость тупым попугаем. В течение
недели мы с Мишей учили его говорить одно единственное слово \"писюн\". День изо дня мы капали ему на мозг часа, наверное, по два, чтобы не соврать, \": писюн, писюн, писюн, : говори - писюн, писюн: вот ведь урод: писюн, писюн\" - ну и в таком духе; под конец даже несчастная облезлая Дуся, не выдержав такого напора, корча морду и заикаясь, начала гудеть то-то подозрительно напоминающее слово \"писюн\", лишь бы мы заткнулись. А Розелле хоть бы хны - сидел в углу клетки, таращил полные непонимания глаза и обильно серил.
Миша уже хотел Писюна разочаровать, типа \"Писюн, он у тебя походу глухой вообще.\", но, как выяснилось, Розелло был не глухой, а даже совсем наоборот. Все это время хитрый пернатый слушал: набирался, так сказать, сеансу. Через пару недель этот урод выдал все - и \"писюн\", и \"с..ка\", и \"п..дорас\" с \"мудаком\", и еще целый ряд окологинекологических терминов, смысл которых я узнал только несколько лет спустя. Писюн с мамой были в шоке конечно. И ведь, что характерно, не обманул продавец - действительно фиг заткнешь. В качестве бесплатного дополнения к выученным словам Розелло научился кряхтеть, пердеть, лихо подражать звуку проезжающего трамвая и звонко посвистывать. Причем делал он это,
походу, круглосуточно, потому как Писюн приходил в школу с таким помятым видом, как будто всю ночь катался на трамвае в шумной компании милицейских свистков. К тому же, по его словам, Дуся сильно нервничала. А Дуся на самом деле сходила с ума. То есть, она и так была долбанута нефигово, но с появлением Розеллы ее стали покидать последние остатки
разума. Если раньше Дуся слушала только то, что говорят голоса в ее голове, то теперь к этой толпе добавился и Левитан с крыльями, который походу наглухо забивал Дусе все сигналы с Марса. Ну и в один прекрасный день мы с Мишей стали свидетелями того, как Дуся, чувствуя видимо близкую кончину от помутнения рассудка, решила напоследок во что бы то
ни стало вточить говорящего окорока. Сам Розелло к тому моменту времени уже научился открывать клетку изнутри и по-хозяйски вылезать на крышу подышать воздухом, причем проделывал все это не прекращая говорить ни на
секунду вообще. С крыши своей клетки Розелло как козырной страус выглядывал в окно, обсуждал сам с собой последние новости и попутно подслушивал всякие гадости чтобы вечером опять ошарашить Писюновскую маму очередным матюком. Улучив один из таких моментов, потерявшая всякую
надежду, окончательно офигевшая Дуся, изо всех сил стараясь не палиться, полезла за добычей на клетку. Выкатив фары от волнения и еле сдерживая метеоризм, Дуся приблизилась к
Розеллу вплотную и застыла. Все, - подумали мы с Мишей, - конец рулю: Но в этот момент Розелло медленно повернулся, и, увидев перед мордой такую фигню (Дуся бешено вращала глазами и мелко тряслась), оценил обстановку,
неспешно так прицелился и как заправский скотобой долбанул Дусе клювом прям промеж ушей. Тюк: Досмотрев как Дуся ссыпалась на половичок, Розелло звонко присвистнул и продолжил разговаривать. Все остались живы в общем. Не знаю, что за нервные центры в кошачьей голове поразил удар африканского Розеллы, но облазить после этого
инцидента Дуся перестала. Зато начала жрать свое говно, наводя ужас на домочадцев.
