Завтра или послезавтра... если очень-очень пропрет, может, и сегодня)

Собственно, вот... сам не верю)

13 Серия
Соло
1 часть

Германия, Берлин. 2002 год.

  Людвиг Остерман сосредоточенно выстраивал непонятные фигурки четырьмя маленькими чашками из-под кофе, то и дело поглядывая на часы. По его лицу можно сразу читалось, что в это зимнее солнечное утро он был более чем раздражен.
- Ну и где? Почему я постоянно должен ждать кого-то из вас? – наконец произнес он, бросив взгляд в сторону сидящего на небольшом диване Эларда, - где этот…

- Его зовут Бертел, - не поднимая взгляда от свежей газеты, поправил Людвига Элард.
- Ты что, заделался его личным адвокатом? – Людвиг выразительно фыркнул, - я, конечно, понимаю, вернулся этот стары… его отец… великий праздник и все такое, но это не повод не являться на репетицию и заставлять меня ждать его высочество все утро!
- Перестань злиться, Людвиг, - Элард примиряюще улыбнулся, подойдя к нему, - бывают вещи, которые и правда важнее работы.
- Разумеется, - Остерман приторно улыбнулся, - только о таких вот вещах можно бы сообщать заранее, чтобы мы имели честь возрадоваться вместе с ним.
  Элард закатил глаза. Когда Людвиг пребывал в плохом настроении, его ехидству не было предела, и он заранее жалел Бертела, который непременно попадет в еще большую немилость, чем обычно.
  Кёне появился на пороге студии только через пять минут. Вопреки ожиданиям Людвига и Эларда, он вовсе не выглядел таким счастливым и жизнерадостным, как предполагалось. Одежда по-прежнему осталась темной, на его лице не было ни тени улыбки.
- Извините за опоздание, - тихо сказал он, глядя куда-то в сторону.
- И все?! Это все, что ты можешь сказать за утро, потраченное исключительно на ожидание вашего высочества?! – бросив нервный взгляд на часы, воскликнул Остерман.

- Бертел, что случилось? Что-то не так с отцом? – несильно пихнув локтем Людвига в бок, спросил Элард.
  Остерман оскорбленно замолчал и демонстративно отвернулся к окну. Бертел медленно, будто нехотя перевел взгляд на Эларда.
- Нет… с отцом все в порядке, - как-то неуверенно произнес он, - Элард… я должен тебе кое-что сказать…
- Послушай, дорогой мой Бертел, - не выдержав, снова вмешался Людвиг, - тебе не кажется, что это уже верх наглости? Ты приходишь с опозданием на час, - он посмотрел на часы, - ну да, на час! Не утруждаешь себя даже объяснением такого чудесного поступка, а, притащившись сюда, продолжаешь срывать репетицию! Может, отложишь свою болтовню на потом, а?
- Я не буду репетировать, - мельком взглянув на Остермана, ответил Бертел.
- Замечательно! Скажи, а какого черта, ты тогда сюда приперся? – Людвиг почти мило улыбнулся, прислонившись к стене.
- Людвиг, хватит, дай ему сказать. В чем дело, Бертел? – прервал их Элард.
- Я пришел извиниться… и сказать, что мы больше не будем работать вместе, - уставившись в угол помещения, не особо отчетливо произнес Бертел.
- Но… почему?

- Отец… категорически против. А сейчас такой момент, что я не могу его огорчать.
- А как же контракт, который мы заключили с Герингом?
- Нет больше контракта. Мой отец приходил к нему и… прости меня, Элард. Прости.
- Ну… что ж, если вы так решили… удачи тебе тогда, - растерянно произнес Ленц.
- Спасибо. За все спасибо. И тебе удачи. Надеюсь, ты справишься… со всем, - поспешно пробормотал Бертел и, отвернувшись, быстро скрылся за дверью.
  Элард недоуменно смотрел ему вслед, не успев ничего сказать в ответ. Поведение Бертела показалось ему несколько странным. Заметно было его нежелание уходить, но ведь он сказал именно эти слова. За месяцы их совместной работы Элард привык, что Кёне-младший все делал по-своему, и никогда не сделал бы того, чего не хочет.
- Хорош, - хмыкнул молчавший до сих пор Людвиг, - папенькин сынок.

- Людвиг, зачем ты так? Он изменился, правда, а ты ведешь себя, как обиженный ребенок.
- Нет, Элард, это ты ведешь себя, как ребенок. Слишком добрый и наивный. Ты видишь в людях то, что хочешь видеть, а не то, что есть на самом деле. Этот Кёне-младший – такой же, как его папаша, подлый и расчетливый. Когда он думал, что старика не стало, ему было выгодно твое это заступничество, а как только отец вернулся, Берти на следующий же день развернулся и ушел. Как тебе, а?
- Не суди людей слишком строго, Людвиг. Он просто очень любит своего отца, и конечно, сейчас будет поступать так, как говорит Карл Кёне. Бертел имеет на это право. Все же семья важнее всяких там контрактов и работы.
- Ты совсем безнадежен, или притворяешься? – Людвиг с обреченностью покачал головой, - может, еще предложишь посочувствовать ему? Ты что, забыл, как он над тобой издевался до исчезновения своего папаши? Думаешь, такой человек может резко измениться и стать таким же добрым дурачком, как ты? Притвориться – конечно, измениться – никогда.
- Почему ты не веришь в то, что в людях есть не только плохое?
- Я не верю, что хорошее есть в семейке Кёне. И знаешь, мне кажется, это не последнее, что он выкинет, - Остерман нахмурился, сев на диван.
- Да брось, мы ведь расстались по-хорошему. И его уход из группы – не преступление, чтобы так говорить о нем.
- Когда ты хотел разорвать контракт с Герингом, он потребовал с тебя неустойку за сорванные планы, потраченные силы, средства и прочее, а когда точно так же поступает Кёне, я уверен, с него не потребовали ни цента, а все потому что у его старика есть имя и связи.
- Не будь таким мелочным, давай лучше репетировать, - Элард попытался улыбнуться, но хмурое выражение лица Людвига пресекло все его дальнейшие попытки как-то развеять атмосферу.

- Мы имеем полное право подать на него в суд за нарушение договора. Ты ведь у нас не стремишься зарабатывать большие деньги, а стоило бы. Тем более с Кёне не убудет, а по заслугам он получит.
- Людвиг, перестань. Я не хочу больше ничего об этом слышать.
  Прежде, чем Остерман успел ответить, раздался телефонный звонок.

- Ну вот, Геринг. Наверняка, злющий, как собака, - усмехнулся Людвиг, посмотрев на экран мобильного, - слушаю. Да, здесь. А сам ты эту радостную новость передать не хочешь? Не трудно, Густав, но уже в который раз повторяю – найми помощника. Ладно, не кричи, не хочу оглохнуть от твоих воплей. Да, хорошо, ты не кричишь. Передам, - Остерман тихо выругался и положил трубку, - каникулы откладываются на пару дней. Геринг, старый жук, подал заявку на твое участие в еще одном концерте. И сказал, что сейчас самый подходящий момент для того, чтобы ты спел какую-то песню… он сказал, что ты написал ее несколько месяцев назад, и тогда он предложил тебе повременить с ее исполнением.
- А сейчас… он хочет, чтобы я спел это один?..
- Да, вероятно, хочет сыграть на распаде группы и одновременно поднять твои рейтинги новой песней. Как всегда на всем делает выгоду, - Людвиг пожал плечами, - ну что ж, раз ты так настаиваешь, давай репетировать. Посмотрим, что там у тебя за песня.

  Элард медленно шел по темному коридору родного дома. Его окружала полная тишина, и он передвигался очень осторожно, стараясь не сделать лишнего движения, чтобы не скрипнули половицы. «Темно… как же здесь темно…» – думал Ленц, изучая руками холодную стену в поисках выключателя, чтобы зажечь хоть один источник света. Выключателя не оказалось, только голая шершавая стена.

  В полуметре от него раздался протяжный скрип и, обернувшись на звук, он увидел приоткрывшуюся дверь в спальню матери. В спальне Анны стояла такая же темнота, как в коридоре, только сквозь заляпанное грязью окно проникал тусклый свет фонаря.
- Мама?.. – осторожно позвал Элард, вглядываясь вглубь помещения.
  Ответа не последовало, но, присмотревшись, он увидел знакомую фигуру, сидящую спиной к входу. Его мать сидела совершенно неподвижно и никак не отреагировала, когда сын окликнул ее еще несколько раз.

- Что случилось? – он неуверенно приблизился к Анне.
  В комнате было холодно. Казалось, дуло изо всех щелей. Он невольно поежился, сделав еще шаг и остановившись прямо напротив матери.
  Она сидела неподвижно, наклонив голову так, что тусклый свет не попадал на лицо.
  Элард опустился на колени рядом с ней, пытаясь поймать ее взгляд, но она словно и вовсе не замечала его присутствия.
- Ты меня слышишь, мам? – он коснулся ее ладони и тут же непроизвольно отдернул руку. Ладонь была влажной и совершенно холодной. - Что  с тобой? Мама?!
  Он слегка встряхнул ее за плечи, пытаясь привести в чувства, но от этого движения ее голова запрокинулась и луч ночного фонаря осветил безжизненно застывшие черты.

- Мама! – закричал Элард, - мама! Нет! – он резко открыл глаза и прищурился от яркого солнечного луча, светившего прямо в лицо. Кошмар никак не хотел отпускать и первые несколько мгновений он с трудом соображал, где находится и что происходит.

13 Серия
Соло
3 часть

- Да, даже слишком, - Элард незаметно фыркнул. Осмысливать сейчас услышанное не было сил.
  «Потом, потом! Все потом!» – убеждал он себя, сдерживая поток далеко не самых приятных мыслей.
  Наташа говорила еще что-то, затем вроде бы пожелала удачи и ушла. Голос ведущей объявил его имя и, заставив себя сделать как можно более праздничное лицо, Элард вышел на сцену. Играли аккорды его старой песни, которую многие уже слышали не один раз. В этот раз Бертелу все-таки удалось стать первым.

  Музыка звучала все громче, звук словно усиливался с каждой секундой. «Зачем же так громко?..» - Элард закрыл глаза, слыша собственный голос и музыку, которые отчего-то больно ударяли по ушам. «Сделай же потише! Я больше не могу это слышать!» - мысленно он уже хотел закричать, но продолжал петь, слыша свой голос слишком резко и остро. Голова закружилась от оглушающих звуков музыки и, в следующее мгновение открыв глаза, он увидел странных людей, забирающихся на яркую сцену. Стоило лишь на секунду присмотреться к ним, и его охватил сковывающий холодный страх. Кошмар, ушедший на несколько месяцев, снова возвращался. Существа, карабкающиеся на сцену, выглядели омерзительно. Некоторые из них были сильно обожжены, другие в язвах и изранены, третьи и вовсе походили на вырытых из могил мертвецов. На всех обезображенных лицах застыли неестественные гримасы.

  «Нет! Нет, только не сейчас! Убирайтесь! Оставьте меня в покое!» – ему хотелось закричать, но его словно заставляли петь дальше. Петь так, что собственный голос и музыка вызывали непреодолимое желание зажать уши ладонями, чтобы оно прекратило отдаваться сильной болью во всем теле.
  Элард зажмурился от страха, не желая видеть изувеченных людей, медленными, словно паралитическими рывками подползающих к нему. Но зрители ничего не заметили. Зал невыносимо громко взорвался аплодисментами, и как оказался за кулисами, Ленц уже не помнил. Перед ним проплыли лица Геринга, Наташи, Людвига и еще многих неизвестных ему людей, а затем наступила полная темнота.

  Десятки влажных холодных рук тянули его к себе и удерживали, не желая отпускать туда, откуда сквозь густую пелену липкого мрака пробивались слабые лучи света.
- Стой… стой… ты должен следовать за нами… они тебе не нужны… - неразборчиво шелестели зловещие голоса.

- Элард! Элард, очнись! – восклицание Людвига слышалось словно издалека. Вырываться из кошмара было невыносимо тяжело, но, сделав последнюю отчаянную попытку, он, наконец, открыл глаза.
- Ну слава Богу, - пробормотала бледная Наташа, чье лицо Элард видел непривычно близко, - пришел в себя. Ты как? – сил говорить не осталось. Он все еще ощущал на себе прикосновения тех мерзких созданий, которые взялись снова преследовать его с еще большей силой.

- Ленц, ты выступал… более, чем потрясающе. Ты превзошел сам себя. Так петь… никогда еще не слышал ничего подобного. Зрители просто потрясены, - раздался где-то позади голос Геринга.
- Густав, да успокойся ты со всем этим, он потерял сознание прямо за кулисами, а ты все о том же! - раздраженно прервал его Людвиг.

- Еще бы. Так выкладываться на сцене… неудивительно, что после этого у него совсем не осталось сил.
- Значит, ты считаешь, что все отлично?! – возмущенно воскликнул Остерман.
  Геринг отрицательно помотал головой и подошел ближе к Эларду, который все так же не произнес ни слова.
- Что с тобой происходит? Мы можем тебе чем-то помочь?

- Нет…
- Ты уверен? – Геринг пристально смотрел на него.
- Я не знаю, что может мне помочь… я не сумасшедший! Не сумасшедший! Я правда вижу это всё, все эти кошмары… я не знаю, почему, но вижу… они меня преследуют… во сне, наяву, теперь даже на сцене… везде! Не надо никаких врачей, прошу вас… я не сумасшедший… - неразборчиво пробормотал Элард, закрыв лицо ладонями.
- Сумасшедший? – Геринг недоуменно выгнул бровь, Наташа и Людвиг вопросительно уставились в его сторону, - разве кто-то назвал тебя… сумасшедшим?

  Элард резко поднял голову. Сознание постепенно возвращалось, и сейчас он смотрел на Геринга широко открытыми глазами. На лицах всех присутствующих читалось недоумение. И по этому выражению он смутно осознал, что сейчас проболтался и сказал все то, чего категорически не должен был говорить.

Конец 13 серии